Колыбельная
прихожу к тебе, прикасаюсь к двери, вспоминаю, что где-то забыл ключи,
остается только считать ступени, беспокойно слушать, как дом молчит.
он такой огромный, как чудо-юдо, но, конечно, маленький с высоты.
у него в утробе разгар июля: переменный ветер, тепло и ты.
у тебя в квартире часы на полке, темнота в углах и спокойный сон,
я сижу снаружи и представляю, как тебя унес золотой песок,
как большие рыбы с глазами моря говорят с тобой о великом дне,
как твое дыханье, теченью вторя, чуть колышет отблески в тишине.
ты лежишь внутри, в эпицентре мира, дальше всех на несколько тысяч лье,
у тебя цвета и душа глубинней, у меня – подъезд и ветра сильней.
безгранично тихо, зима в миноре, неземных низов достигает снег,
проникая в сон, он стремится к морю, поглощая звук, размывая след.
это самый дальний на свете полюс, это дом на самом краю земли,
у меня в глазах твой зеленый голос, и к тебе спускаются корабли.
Гроза
Ты кошмарный ребенок, не допив свой чай, убегал из дома, залезал на самое огромное дерево это города. Забирался на самый верх, закрывал глаза и думал, что ты великан с крыльями, почти птица, и что если б не провода над дорогами, получилось бы улететь насовсем. Не может не получиться.
Этой ночью была гроза, а мне снилась авиакатастрофа, огромное поле высокой травы и маленький дирижабль, потом огромный белый простор, глубокий и вязкий, самолет в небе спокойно плавал, парил, петлял, вырезал фигуры высшего пилотажа. Утром ветер вломился в окно и принес самолетик, тот самый, над полем, измятый, безнадежно бумажный.
Я не вписываюсь в твой контекст, как ни крутись и крыльями ни маши. Тебя с каждым словом уносит все дальше, по ту сторону моих смыслов, на красный тон светофора, ничью, по другую сторону потока машин. А я над полем тебя ищу, как уставшая птица заигрываю с высотой, упрашиваю к тебе слетать, задыхаюсь, ветер несет все дальше мои слова, между нами такие дали, что мое “постой” разорвет не пространство между нами, а мою гортань. Вглядываюсь туда, в твою запредельную даль, но в высокой траве попробуй тебя различи, с такой неземной высоты ничего не могу разобрать, а ты где-то там лежишь, смотришь в небо на маленький самолет, улыбаешься и молчишь. Я почти ощущаю твои глаза, кажется, что вот она – ты. Смотри, знаки тебе показываю, почти к тебе прикасаясь, почти что близкий… Ты лежишь в траве и протягиваешь руки, теперь ты видишь меня до смешного низким, просто весь помещаюсь у тебя в горсти, а твои руки больше неба могут схватить, чем мои пируэты. Лежишь, щурясь на тучу, вдыхаешь с солнцем сквозящее лето. Я извиваюсь, лавирую, с упрямым ветром спорю, увертываюсь и хитрю, но все равно теряю контроль, завязываюсь в петлю, и все же не вписываюсь в твое лицо и темп речи, текущие волосы, твое проницательное междустрочье. Закрываешь глаза, и с каждым отдельным дыханием, с каждой секундой невстречи, слышишь небо все больше и громче. А я понимаю, что здесь скоро будет гроза, течение ветра стало глубже, коварнее и сильнее. В моем лобовом стекле от молний стало так много света, что я задыхаюсь, меня разражает гром, я качусь по земле кубарем, гремящим костром, неминуемо догораю. Я все-таки долетел, ты согрета моим теплом, моим искореженным телом, мой влюбленный дым и огонь тебя укрывают…
У меня в голове бабочки и порывы ветра, я теряюсь в твоей высоте, запрокинув голову, за тобой наблюдаю: как летишь, расплескав свой свет, вырисовываешь пируэты – и не видишь меня, и не слышишь, как густая трава прорастает у меня под ногами.
Король
мой мудрый король, надвигается катастрофа.
об этом уже судачат в трактирах и на балконах.
ветер идет в крещендо, даже бесстрастный воздух
вдруг заметался в прощании с любимой эпохой
каминов, тупых углов, зонтов и смешливой тайны.
мой король, конец золотой эпохи,
следуя логике чувств, выпадает
из ножен на осень.
мой бедный король, предчувствие переворота
уже обладает признаками необратимого
распада. глаза твоих верных придворных
пожелтели, шаги измельчали, картина
с твоим портретом стала гротескно контрастной
пощечиной крепким стенам, готовым упасть от страха
и осени в навсегда.
мой храбрый король, кошки со злыми когтями
уснули на медной душе. только в ржавых клетках
львы соскребают с пола остатки веры
в завтра и счастье, виляя хвостами.
мы же с тобой, по сути, бессмертны
и, как четырехлистный клевер,
бесстыдно удачливы,
посему – не будем прощаться.
мой нищий король, если удастся,
мы упраздним категорию времени –
как водится, на самых последних
минутах и слоновых камнях погибшего царства.
в конце концов, история побежденных
окажется легендарной,
воспетой вне следствий и граней пространства
страха.
(Татьяна Семенова. Редкого таланта человек - знаю ее лично. К сожалению, она редко пишет)
