идти, и падать в снег, и хохотать,
вставать, опять идти и снова падать.
легко найти чудесные места,
когда тебя переполняет радость,
когда весь мир в корице и муке,
и солнце распускается сквозь шторы,
и пушкин в два часа на "маяке"
читается под наши разговоры.
теперь проснись. и выгляни в окно:
июльский свет, сквер вымаран зеленкой.
зима погибла ужас-как-давно,
а сердце все не верит в похоронку.
***
этот режущий свет и вишнёвая горечь потухнут -
ничего не случилось, просто будние дни наступили.
злые осы июля летали на спящую кухню,
и садились на стол, и варенье вишнёвое пили.
..я же знаю, как ты любишь пенки в фарфоровой кружке,
твои ссадины, йод на коленках, зелёнку на пальцах,
как боишься злых стражей июля, которые кружат
над пунцовыми вишнями разные раз-два-три вальсы.
мне так жалко, что ты уезжаешь на август, на море,
к семенящим испуганным крабам и вёсельным лодкам,
мне останутся вишни и книжки, немому-немое,
как безмолвное горе - жене уходящего лота.
это наше последнее утро. убитые осы,
как горячие кляксы на старой клеёночной гжели,
электричка гудит, и в глазах моих злых и раскосых
не найти твоего ускользнувшего отражения — Это что такое? — Ваше Величество, они хотели... — Ну, все ясно — отрубите им головы.