А я буду жить в каком-то своем раю, в белом-белом обетованном мной краю, и никакой яблони, Евы, слушающей змею, Бога, любовью прокладывающего колею, просто приют. По вечерам ангелы у костра, у них разговоры и особенная игра, проигравший лишается своего пера, я остаюсь, чтобы проигранное собрать, они хлопают крыльями, ссорятся до утра, а потом – пора.
Улетают по ангельским, неизвестным совсем делам, возвращаются, складывают крыла, курят небо, с ветром смешанное напополам, а потом вдруг напьются в хлам.
Я наберу перьев, стану одним из них, птичьим пухом пахнущий окрыленный псих, буду оберегать вначале бездомных псин, а, услышав, как на земле кто-то голосит, поспешу спасти.
Видишь, мир наш затерт до дыр, и в них видно небо и белый, курчавый дым, это один из ангелов над дырой сидит, смотрит вниз и видит растрепанные сады, и как время ресницы его седы, пока ангел ты – нет никакой беды, никакой беды. А я буду жить в каком-то своем раю, белом-белом, чтобы не отбрасывать тень твою, я возьму, и дыры одну за другой зашью, и мой мир снова станет таким, как был.
(с)