Мне от слова "покой" просто пахло покойником,
Я понятье "покой" наотрез отрицал.
Если день проходил равномерно, спокойненько,
Значит, не было дня – я считал.
Знать не знал, что такое – покой, равновесие,
И боялся узнать, видя в этом беду.
Лишь теперь на своих на ладонях их взвесил я,
Взяв свою высоту, горных пиков гряду.
Я считал – жизнь прожить надо в бурном кипении,
Разрывая сердца, убыстряя мотив...
Пролетел сорок два я своих в нетерпении,
До расплавленной стали себя раскалив.
И теперь не терплю я сидения райского,
Не по мне колыбель в тихом звоне ночей!
Мне б броженья в крови, мне б метания майского,
Мне б себя загрузить, чтоб не чуять плечей!
И бушую я вновь. Не прошу я, а требую,
Не могу соловьев успокоенно ждать.
И тяну свои руки к высокому небу я
Не в молитве, а в крике: "Дайте жизни опять!"
Не гожусь, не гожусь ни в монахи, ни в столпники.
Должен я полыхать, опаляя сердца...
Отпустите меня, Пресвятые Угодники,
Мне не надо, как вам, тишины и венца!
Высоцкий
