Начну по 19 веку, но подразумеваю, что это состояние дел - традиционное, то есть сохранялось на протяжении столетий.
В 19 веке население России было преимущественно крестьянским. Это означало большие семьи, насчитывающие по 3-4 поколения, большое количество детей – рождалось еще больше, но выживали далеко не все. Родители детей – самая работоспособная часть населения – не так много уделяли внимания и времени воспитанию отпрысков и их нуждам – у них не было такой возможности. Да и мыслей таких, в общем, не было – традиционный уклад поддерживал сам себя на протяжении тысячелетий. Это не значит, что детьми вообще не занимались. Скажем – ими не занимались почти. Их учили выполнять посильную часть работы, а за самыми маленькими присматривали либо старшие дети, либо старики – но и те и другие исключительно в свободное время и в силу собственного разумения, а сколько было того времени, если человек начинал работать почти сразу же, как научится говорить. Про разумение… Ну, думаю, тут понятно, что песня матерная откровенно. Критерии оценки «качественности» человека также были просты и примерно одинаковы, а воспитание сводилось к обучению работе и привитию традиционных ценностей и представлений.
Женщины рожали одного ребенка за другим, поскольку рабочие руки требовались всегда, а «лишние» дети все равно не выживали. В конце XIX века начали проводиться исследования с целью выяснить причины и масштабы детской смертности – если судить по документам тех лет, в возрасте до одного года умирала почти половина всех рожденных детей.
В городах, где к тому времени тоже скопилось достаточно народу, дела обстояли похожим образом. Детей в семьях было меньше – условия жизни были иными, но они умирали теми же пачками – от голода, от инфекций, от полного отсутствия присмотра. Если судить по цифрам, приводимым демографами, детская смертность в городах была даже немного выше. С чем это было связано, можно судить по следующим данным:
Закон 1 июня 1882 г. устанавливал запрет на работу детей до 12 лет, для детей 12-15 лет ограничивал время работы 8 часами в день (притом не более 4 часов без перерыва) и запрещал ночную (от 9 часов вечера до 5 часов утра) и воскресную работу, а также запрещал применение детского труда во вредных производствах. Владельцы предприятий должны были «предоставлять возможность» детям, не имевшим свидетельства об окончании по меньшей мере одноклассного народного училища или приравниваемого к нему учебного заведения, посещать школы не менее 3 часов в день или 18 часов неделю.
Первоначально предполагалось распространить закон о работе детей на все промышленные заведения, но Государственный совет признал более осторожным на первое время ограничить сферу его действия фабриками. Сначала предполагалось, что закон войдет в силу с 1 мая 1883 г., но московские фабриканты обратились к правительству с просьбой отсрочить его до 1 мая 1884 г., причем еще два года по разрешению министра финансов допускались «в случае надобности» работа детей 10-12 лет и ночная работа (не более 4 часов) детей 12-15 лет.
То есть видим: до этого времени использование детского труда не было ограничено и этим. Матери выходили на работу практически сразу после родов, оставляя грудных детей без присмотра, а как только ребенок становился в состоянии выполнять хоть какую-нибудь работу, его старались устроить на фабрику или другое предприятие – ибо средств на жизнь катастрофически не хватало. Те, кто не мог «справиться» с такими условиями – погибали. Смертность в возрасте до 10 лет была огромной. Скученность населения в городах только способствовала этому.
В зажиточных и богатых семьях младенческая и детская смертность, конечно, была намного ниже. В том смысле, что там не умирали от голода. Смертность же от болезней и невыясненных причин была практически такой же.
Эта картина сохранялась в России и Советском Союзе с небольшими вариациями – до самого окончания Второй мировой войны. Какие-то попытки изменить ситуацию предпринимались, но этого было недостаточно. Одно отношение к сталинским репрессиям 30-х годов – достаточный показатель того, как воспринималась жизнь человека в то время. Такое вот наследие традиции.
В конце 40-х – начале 50-х все резко изменилось.
Во-первых, в ход пошли антибиотики. Изобретены они были раньше, но широкое распространение получили именно тогда, в послевоенном СССР. Это позволило резко снизить смертность от болезней. Дети, которые массово умирали раньше от инфекций, не менее массово начали выживать.
Во-вторых, крупная война всегда «провоцирует» развитие медицины в целом и поднимает ее значение в жизни общества. Медицинских заведений стало больше, к здравоохранению повысились требования на государственном уровне – причем к требованиям прилагались и условия для их выполнения.
В-третьих, скачок в развитии техники резко улучшил условия труда. Изучение трофейной европейской техники, а также перевод военного производства на конверсионные рельсы дали возможность производить куда более качественное сельскохозяйственное и промышленное оборудование в гораздо большем количестве.
В-четвертых, наконец, впервые за всю историю страны, удалось победить голод. Последний настоящий голод в России-СССР был в 46-47 гг., сразу после войны. После этого повышение производительности сельскохозяйственного труда и целенаправленная селекционная работа (выведение сортов растений с заранее заданными свойствами) переломили ситуацию. Следующий крупный голод «по плану» должен был состояться в шестидесятых годах (согласно природным циклам) – но его уже не было.
Направление общественной мысли изменилось тоже. Вторая мировая для всего западного мира и России оказалась хорошей встряской, кардинально поменявшей отношение к ценности человеческой жизни. Именно тогда появилась и моментально завоевала прочные позиции идея о том, что человек имеет право на жизнь просто по факту рождения. Что нужно прикладывать все усилия, чтобы «вытаскивать» даже явно нежизнеспособных. Что нужно цепляться за малейшие шансы сохранять жизнь детям и взрослым, кто бы они ни были. Все слишком хорошо и недавно (да на примере тех же концлагерей) увидели, к чему может привести отбор по любым признакам – «раса», здоровье, образование; вообще по любым.
Это была социальная революция. Осознанная необходимость сохранения человеческой жизни плюс техническая возможность это реализовать встретились друг с другом и полностью изменили функционирование общества и его структуру.
Конечно же, огромную роль в резком изменении образа жизни общества сыграли и другие факторы. Именно война и послевоенные годы определили современный состав семьи. Если чуть-чуть раскрыть этот момент – то повысилась миграционная активность населения. Тысячи и миллионы людей из разоренных деревень отправились искать счастья в города – причем по всей стране. Если помните, раньше подобные миграции сурово ограничивались государством, чтобы деревня не опустела полностью. Теперь же людей ничего не сковывало – отсутствие документов было обычным делом, плюс сами ограничения были в значительной степени сняты, поскольку людей не хватало в первую очередь в промышленности.
Именно тогда образовались «странные» по национальному составу южные республики СССР – люди из суровых северных краев, помотавшись во время войны по стране, оценили потенциальную легкость выживания и комфорт Юга. Где если что, то хотя бы тепло и зима короткая.
Семьи резко уменьшились в численном составе – уезжали в основном молодые люди, уезжали насовсем, а это минус одно поколение (бабушек-дедушек). И совершенно другие отношения с детьми в результате. Детей, к слову, стало в разы меньше – ибо рожать «про запас» внезапно стало не нужно, фокус внимания переместился на одного-двух-трех уже имеющихся, которые однозначно были (и вряд ли завтра помрут) и которых оказалось не на кого бросить дома – старшее поколение осталось в своих деревнях.
Именно тогда вообще наличие каких-то близких человеческих отношений между родителями и детьми стало распространенным явлением.
А государство поделило обязанности по отношению к детям между собой и семьей, что тоже, естественно, не обошлось без спецэффектов. Образовательная функция, воспитательная функция – на школу были возложены они обе, но и с родителей никто ничего не снимал. И вчерашние «беспечные» люди внезапно оказались с кучей совершенно неожиданных обязанностей в руках и совершенно без понятия, как их выполнять. «Воспитание полноценного члена общества» и прочая, ага.
Иерархия в семейных отношениях накрылась тяжелым тупым предметом. Родитель, либо малограмотный в целом, либо (в случае юного возраста) бросивший образование из-за войны, оказывался неучем по сравнению с собственным ребенком. При возросшей и всячески декларируемой ценности образования – ну можете себе представить ощущения «патриархального» родителя и недоумение ребенка, которому теперь самому как-то приходится решать, кто тут умный, и главный ли тот, кто умный, и обоим как-то надо понять, что вообще происходит.
И еще много-много-много всего столь же и даже более интересного, о чем я уже писать не буду – оно важно, оно не меньше сыграло, но я ж не монографию тут обещала «в ближайшие дни» выложить.
Все это – вся революция в общественных и семейных отношениях – случилось 60 лет назад. На памяти наших с вами родителей или незадолго до их рождения. Этот бардак и «что делать, непонятно» - это реалии наших родителей и их родителей. Дальнейшие государственные инициативы и коррективы, вносимые в жизнь семьи (попытки регулирования рождаемости, например), только усугубили этот бардак, в котором, тем не менее, барахтается много безусловно ценного и важного. Но отделить зерна от плевел возможности не было. Да и острый интерес к этому вопросу со временем приугас – живем же как-то.
Так вот «нелюди» - это те, кто, согласно природе и тысячелетним тенценциям существования человечества как биологического вида должны были умереть – но выжили. Слабые дети, дети с нарушениями – которые «подлежали» биологической выбраковке, которые не могут жить «естественным образом» - но живут (врачи постарались). Когда жить, по всему, невозможно – а умереть не дали. Дети, в чьих головах сшиблись не сумевшие определиться и договориться общество, родители, государство и собственные потребности ребенка – но нашедшие свой способ общаться с миром и жить в нем.
Тот ресурс, который в других обстоятельствах ушел бы в ту самую «человеческую» вариативность и способность беспрепятственно обучаться всему – вот этот ресурс и ушел в выживание, адаптацию и выработку этого «своего способа».
Повторюсь: этому явлению (в более-менее массовом виде) – в обед шестьдесят лет. Родители наши, конечно, те еще цветы жизни – но винить их я не стала бы. Им не легче пришлось. А вот у нас уже есть некоторая сумма знаний, и вот нам бы ею как-то распорядиться, уже включив голову и хотя бы пытаясь сообразить, что мы делаем.
Но пока что все эти изменения имеют эффект снежного кома – и количество «нелюдей» растет. По прикидкам Княжны, люди уже являются самым редким «видом».
