Познакомившись с соционикой, я поняла, что Жуков у меня всегда в стихах проскальзывал недосягаемым идеалом...
Стих ЖукоЕсьный
САМО ПРОКЛЯТЬЕ
Порой любить – тяжёлый труд;
Любить тебя – само проклятье.
Терпеть до слёз твои объятья,
Пока в труху не разотрут.
Глаза – очаг душевных сил;
Смотреть в глаза – как бросить вызов.
Взгляну, и сразу очи книзу,
Чтоб, разозлившись, не убил.
Целован – к небу вознесён;
Целуешь – будто хлещешь плетью.
Чем я могу тебе ответить?
Люблю, и к чёрту это всё.
***
а тут виктимность такая виктимность!
ХОЧЕТСЯ УДАРИТЬ
Мне грезится порою не состязанье в паре,
Не честный поединок, не чистый звон мечей.
Мне б просто, без изысков, кого-нибудь ударить.
С оттяжечкой, с размаху, чтоб отдалось в плече,
Чтоб не по-детски больно ссадить костяшки пальцев
И не по-женски молча принять удар в ответ.
Почувствовать себя бойцом, а не страдальцем,
От безответной злобы мгновенно озвереть.
И я тогда сумею втоптать в асфальт любого!
Жестокость не подвластна ни страху, ни уму.
Я просто атакую. Не говоря ни слова.
Не силой рук, возможно, но яростью возьму!
В подобные моменты я, может быть, способна
Кого-то так уделать, чтоб увезли врачи.
И я все силы неба благодарю особо
За то, что для удара всё как-то нет причин.
***
Вот он, Жук
НАСКВОЗЬ МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ
Ты внушаешь страх, звериный, панический,
Сам – под смертью дрогнешь едва.
Знаю я таких – насквозь металлический,
Сизого свинца голова.
Руки – два меча, а может, два молота.
Олово в глубоких очах.
Кровяная ртуть студенеет от холода,
Но уж как кипит сгоряча!
Как звенят слова, азартом разбужены –
Так колоколам не дано!
Только что металл… кому ещё нужен он,
Коль в душе железо одно?
***
И вот он, Жук
ХОЛОДНОЕ ОРУЖИЕ
Почему я с такой
невозможной тоской
трепещу пред холодным оружием?
Потому ль, что оно
было оплетено
ювелирным серебряным кружевом?
Потому ли, что луч,
вереницами туч
на звенящие нити разрезанный,
находя остриё,
зажигает своё
леденящее солнце на лезвии?
Потому ль, что текла –
и жива, и тепла! –
чья-то кровь вниз по тонкому желобу?..
Вовсе нет. Потому,
что когда-то к нему,
к рукояти и лезвию белому,
прикасалась рука.
Светлокожа, тонка,
с узловатыми пальцами длинными.
Но иных посильней! –
потому что по ней
голубой кровяной паутиною
бился пульс вожака.
Знаю, эта рука
поднимала людей на сражения.
Поднимала – карать
миллионную рать,
приводила народы в движение!
Этой власти печать
обняла рукоять
и прожгла повелительной волею…
Сколько лет уж – не счесть,
и не век, и не шесть –
это просто клинок, и не более.
Но когда я смотрю
на него – я горю
вековой непреклонною верностью.
И один только взгляд
возвращает назад
мою душу в сражения древности.
Вот она: ну, держи!
Подчиняться, служить
благородству, и силе, и доблести –
беззаветно хочу!..
Тишина. По мечу
пробегают холодные проблески.
