Статья, обсуждающая вопросы, которые меня давно интересуют. Переведена на скорую руку, так что не обессудьте.
Дальше многабукафф.
***
Современный феномен бессмысленной работы
Почему, несмотря на наши технические возможности, мы не работаем всего три-четыре часа в день? - спрашивает Дэвид Грэбер.
В 1930 году Джон Мэйнард Кейнес предсказал, что до конца столетия технологии продвинутся настолько, что в таких старах как Великобритания или Соединенные Штаты рабочая неделя будет длится 15 часов. Есть все основания полагать, что он был прав. С технологической точки зрения у нас есть такие возможности. И все же этого не случилось. Наоборот, технологии были использованы для того, чтобы придумать как заставить всех нас работать больше. Для того, чтобы достичь этого, нужно было придумать занятия по своему существу бесполезные. Огромные толпы людей в западном мире проводят всю свою трудоспособную жизнь занимаясь деятельностью, которую в глубине души они считают ненужной. Моральный и духовный ущерб, причиняемый таким положением вещей, громаден. Но это практически никем не обсуждается.
Почему же обещанная Кейнесом утопия - которую все еще с нетерпением ожидали в 60-е годы - не осуществилась? Типичный ответ состоит в том, что он не предвидел небывалый рост потребительства. Выбирая между уменьшением рабочих часов и игрушками и удовольствиями, мы коллективно выбрали второе. Эта ситуация выглядит как хороший нравственный урок, но даже после недолгого размышления понятно, что это не может быть правдой. Да, с конца 1920-х годов мы стали свидетелями создания бесконечного количества разных профессий и индустрий, но очень немногие из них связаны с производством и продажей суши, айфонов и дорогих кроссовок.
Так что же это за профессии? Недавний отчет, сравнивший трудоустройство в США между 1910 и 2000 годами рисует четкую картину. За прошедшее столетие, количество людей, работающих в качестве домашней прислуги, на производстве и в сельском хозяйстве, резко уменьшилось. В то же время число работников "профессиональных, управленческих, административных, торговых и сервисных" категорий утроилось, увеличившись с 25% до 75% от общего числа трудоустренного населения. Другими словами, работа непосредственно на производстве в значительной степени исчезла в результате автоматизации, как и предсказывалось (даже если включить в наши расчеты индустриальных рабочих во всем мире, в том числе массы таких работников в Индии и Китае, их число все равно и близко не составит такой большой части населения мира как раньше).
Но вместо того, чтобы привести к значительному уменьшению рабочей недели и освободить население мира для других занятий, таких как собственные проекты, удовольствия, цели и идеи, мы увидели раздувание даже не столько сектора "услуг", сколько административного сектора, включая создание целых новых индустрий, таких как финансовые услуги или телемаркетинг, или невиданное раширение таких секторов как корпоративное законодательство, администрация в академии и здравоохранении, HR и PR. И это даже если не считать людей, чья работа заключается в административной и технической поддержке, а также услугах безопасности для этих индустрий, или целый ряд сопровождающих индустрий (прогульщики собак, круглосуточная доставка пиццы и т.д.), которые существуют только потому, что все остальные проводят столько времени на работе.
Это работа, которую я называю "бесполезной".
Такое впечатление, что кто-то специально изобретает бесполезную работу только для того, чтобы занять чем-нибудь всех нас. И в этом-то и состоит загадка. В капиталистической системе именно это и не должно происходить. Конечно, в старых неэффективных социалистических госудаствах, таких как Советский Союз, где работа считалась одновременно правом и священной обязанностью, система создавала столько работы, сколько было нужно (поэтому в советских гастрономах для того, чтобы продать кусок мяса, нужно было три продавца. Примечание переводчика: я такого не помню. Впрочем, советское мясо тоже помню смутно.) Но, конечно, именно такого рода проблемы и должны быть решены при помощи рыночного соревнования. По крайней мере, согласно экономической теории, бизнес, стремящийся к прибыли, ни за что не станет платить деньги работникам, которые ему не нужны. И все же это почему-то происходит.
В то время как корпорации осуществляют бесжалостные сокращения, увольнения и увеличения норм выработки неизбежно выпадают на долю работников, которые как-раз занимаются производством, перевозкой, ремонтом и обслуживанием; какая-то необъяснимая магическая сила увеличивает число штатных чиновников, и все большее количество работников, на манер Советских тружеников, на бумаге работают 40 или даже 50 часов в неделю, но в действительности только 15 часов, как и предсказывал Кейнес, поскольку оставшееся время они проводят за организацией и посещением мотивационных семинаров, обновлением своих профилей в Фейсбук или скачиванием телевизионных сериалов.
Дело явно не в экономике: дело в морали и политике. Правящий класс понял, что счастливое и продуктивное население, у которого много свободного времени, представляет из себя смертельную опасность (вспомните, к чему привела ситуация, когда это начало происходить в 1960-х). И, с другой стороны, чувство, что работа сама по себе представляет из себя моральную ценность, а тот, кто не желает подчинять жесткой рабочей дисциплине почти все свое время, не заслуживает ничего, очень удобна для сильных мира сего.
Как-то, когда я размышлял о бесконечном росте административных обязанностей в академических учреждениях Великобритании, мне пришла в голову возможная идея ада. Ад - это собрание людей, которые проводят основную часть своего времени занимаясь деятельностью, которую они не любят и к которой у них нет способностей. Допустим, их наняли потому, что они замечательные столяра, но потом они обнаружили, что должны проводить значительную часть своего времени за жаркой рыбы. При чем это занятие никому не нужно - во всяком случае очень малое количество рыбы нужно пожарить. И тем не менее, возмущение от мысли, что некоторые из их коллег, возможно, проводят больше времени за столярничаньем и не выполняют свою долю жаренья рыбы, настолько затмило их разум, что вскоре кучи бесполезной, плохо пожареной рыбы уже лежат по всей мастерской, и это все, чем они занимаются.
Я думаю, что это довольно точное описание моральной динамики нашей экономики.
Конечно, я понимаю, что подобные аргументы будут встречены немедленными возражениями: "Кто ты такой, чтобы решать какая работа действительно "необходима"? Что вообще необходимо? Ты профессор антропологии, кому "нужна" антропология?” (И в самом деле, многие из читателей таблоидной прессы посчитают существование моей работы прямым примером разбазаривания государственных средств). И в каком-то смысле это действительно правда. Объективного показателя общественной ценности не существует.
Я не возьму на себя смелость указывать человеку, который убежден в том, что он вносит значимый вклад в общество, что на самом деле это не так. Но как насчет тех людей, которые сами убеждены, что их работа бессмысленна? Не так давно я пересекся со школьным приятелем, которого не видел лет с 12-ти. Я был поржен, что, оказывается, за это время он сначала стал поэтом, потом солистом инди-рок группы. Я слышал некоторые из его песен по радио, при этом не имея понятия, что это мой знакомый. Он был явно очень талантлив, изобретателен, и его творчество безусловно принесло радость и улучшило жизни людей по всему миру. И все же, после нескольких неудачных альбомов, он лишился контракта и обвешанный долгами и ответственностью за новорожденную дочь, сделал, как он выразился, "стандартный выбор многих неприкаянных: юридический факультет". Сейчас он работает корпоративным юристом в известной Нью-Йоркской фирме. Он сам признался, что его работа абсолютно бессмысленна, ничего не дает миру и, по его собственным оценкам, не должна существовать.
Тут можно задать много вопросов, начиная с, например: как факт того, что наше общество генерирует чрезвычайно низкий спрос на талантливых поэтов и музыкантов, и при этом явно неограниченный спрос на специалистов корпоративного законодательства, характеризует это самое общество? (Ответ: Если 1% населения контролирует бОльшую часть материальных благ, то, что мы называем "рынком", отражает мнение именно этих людей (а не кого-либо другого) о том, что считать полезным или важным. Но даже более того, это демонстрирует тот факт, что большинство людей, занятых такой работой, знают об этом. Я не могу сказать, встречал ли я когда-либо корпоративного юриста, который не считал свою работу бесполезной. Это же можно сказать обо всех вышеперечисленных индустриях. Существует целый разряд специалистов, которые, если вы, повстречавшись с ними на вечеринке, признаетесь, что занимаетесь чем-то, что можно считать интересным (например, антропологией), вообще не захотят обсуждать свою профессию. Но после нескольких рюмок, они будут выдавать длинные речи о бессмысленности и идиотизме своей работы.
Это безграничное психологическое насилие. Как вообще можно говорить о трудовой гордости, в то время как в тайне человек считает, что его работа не должна существовать? Может ли это не создавать чувство затаенного гнева и обиды? И в то же время необычная гениальность нашего общества состоит в том, что его правители нашли способ, как в случае с жареньем рыбы, направить этот гнев против тех, кто как-раз занимается нужной работой. Например: в нашем обществе действует общее правило, что чем больше пользы другим людям приносит работа человека, тем меньше ему за нее платят. Опять же, трудно найти объективную меру, но один хороший способ, чтобы это понять - это спросить: что случится, если все эти люди просто исчезнут? Можете говорить все, что хотите, о медсестрах, уборщиках мусора или механиках, - ясно, что если бы они растворились в воздухе, результаты были бы немедленными и катастрофическими. Мир без учителей или портовых грузчиков будет полон проблем, и даже в мире без писателей-фантастов или ска-музыкантов будет чего-то нехватать. Не вполне понятно каким образом жизнь человечества пострадала бы от отсутствия президентов компаний по прямому частному инвестированию, лоббистов, PR специалистов, актуариев, телемаркетеров, судебных приставов или юридических консультантов. (Многие подозревают, что она бы значительно улучшилась). И тем не менее, за незначительным числом хорошо разрекламированных исключений (врачи), это правило выполняется удивительно хорошо.
Даже большим извращением является факт, что существует общепринятое мнение, что все так и должно обстоять. Это одно из тайных оружий правого популизма. Его можно наблюдать в действии в Великобритании, когда желтая пресса нагнетает негодование в адрес работников транспорта за то, что они парализовали Лондон во время индустриальных разногласий: сам факт того, что они могут парализовать Лондон, свидетельствует о том, что их работа на самом деле необходима, но это как-раз и раздражает людей. Это еще более очевидно в США, где республиканцы чрезвычайно преуспели в мобилизации возмущения в адрес школьных учителей или работников автомобильной индустрии (и что удивительно, не в адрес работников школьных администраций или управляющих автоиндустрии, которые на самом деле и создают проблемы) из-за их предположительно раздутых зарплат и привилегий. Им как-будто говорят: "Но вы имеете возможность учить детей! Или делать машины! Вам посчастливилось иметь настоящую работу! И у вас при этом еще хватает наглости хотеть пенсии и здравоохранение на уровне среднего класса?"
Если бы кто-то специально разработал режим работы, идеально подходящий для поддержания власти финансового капитала, ему было бы сложно сделать это лучше. Настоящие, продуктивные работники бесконечно притесняются и эксплуатируются. Остальные поделены между терроризируемой прослойкой универсально презираемых безработных и более многочисленной прослойкой людей, которым платят практически за ничегонеделание, на вакансиях, изобретенных для того, чтобы заставить их индентифицироваться с точкой зрения и восприятием правящего класса (управляющие, администраторы, и т.д.) - и в особенности его финансовых олицетворений - но в то же время внушить им с трудом сдерживаемое раздражение в адрес любого, чья работа имеет явную и неоспоримую общественную ценность. Понятно, что эта система не была изобретена осознанно. Она возникла в результате почти столетия проб и ошибок. Но это единственное объяснение того, почему, невзирая на наши технологические возможности, мы не работаем всего три-четыре часа в день.
-----------
Дэвид Грэбер работает профессором антропологии в Лондонской Школе Экономики. Эта статья впервые появилась в Strike!, радикальном английском ежеквартальном журнале, который публикует материалы о политике, философии и искусстве. Статья впоследствии вызвала резонанс по всему миру и мы благодарим Strike! и профессора Грэбера за то, что они разрешили перепечатку в Informant.
) Но, конечно, именно такого рода проблемы и должны быть решены при помощи рыночного соревнования. По крайней мере, согласно экономической теории, бизнес, стремящийся к прибыли, ни за что не станет платить деньги работникам, которые ему не нужны. И все же это почему-то происходит.