А вот дальше...
Нет, меня не били за эмоциональность и независимость. Ни физически, ни даже толком морально.
БЭ-правилами по мозгам ездили, конечно. А кому не ездили? Не скажу, чтобы это сильно травмировало мою самооценку. На все бла-бла насчет "девочка должна быть" был простой и радикальный ответ: А я - не девочка.
Меня - не били.
Била - я.
Поймите, это же больно и страшно: Вот твой ребенок - любимый, маленький, беззащитный... Чужой, непонятный, странный. Слишком упрямый, слишком независимый, слишком чувствительный... Все - слишком. С бешеным воображением и донкихотскими принципами.
Знаете, как меня тетя звала? Великое отрицание и великая фантазия.
И как вот это будет будет выживать в суровом и прагматичном мире? Страшно же за него! И как видеть, что твое деть хронически несчастен? И не понимать - из-за чего?
Моя семья страдала из-за меня, переживала за меня. Не потому, что я делала что-то плохое или опасное. Я была очень социально-удобным ребенком. Но я была тем, чем была. Говорят... я делаю поправку на восприятие болевой и ограничительной. Но говорят, я была безудержно эмоциональным ребенком.
Бедная мама...
1Э... Молот? Бери круче. Автомат Калашникова. Запрещенное, смертоносное оружие в слепых руках ребенка.
Я так чувствую до сих пор. Нельзя поднимать автомат против того, у кого есть только нож. Запрет идет не с БЭ.
С ценностных. С ЧЭ, которая знает, что боль, нанесенная другому, вернется бумерангом. И с ЧС, для которой победа в заведомо неравном бою не принесет чести, а поражение - позор вдвойне.
1Э - моя суть, мое я. Суть не удавишь. 1Э, которой было нельзя - во вне, ушла в виртуал. Вирт тогда существовал на бумажных носителях.
Автомат Калашникова. Запрещенное, смертоносное оружие в слепых руках ребенка.