Начало двадцатого века, и тридцатые-сороковые годы в особенности, вообще были людоедскими со всех сторон. И в плане идеологий, и в плане человеческой деятельности. Очень сложно найти какую-нибудь сторону, которая могла бы быть в то время симпатичной. Те же поляки за год до раздела Польши поучаствовали в разделе Чехословакии. Поэтому я нахожу все эти ворошения давно минувших дней совершенно бесполезными, это почти то же самое, что выяснять, в чём франкисты симпатичнее республиканцев.
Как по мне, так все эти историософские танцы — пространство ложного дискурса. По большому счёту, думать надо о том, как нам сегодня удержаться от ожесточения и одичания. Культура — тонкая яблочная кожура над раскалённым хаосом, как говаривал старик Ницше. И вот она-то и должна представлять основной предмет наших забот.
Когда мы начинаем воскрешать призраков прошлого, наше время перестаёт быть нашим, им овладевают эти призраки. Думаю, что строить каждый раз себе дурной театр теней своими руками было бы неправильно. Жизнь с её явлениями можно уподобить сновидению, фантому, пузырю, тени, блеску росы или вспышке молнии и представлять её следует именно так