Нынче нежность моя горчит обязательным расставаньем.
Нынче осень, и город пьёт сладковатый дым октября.
Я свободна уже почти от того, что случилось с нами.
Нынче нежность моя, как мёд. Мёд по сердцу течёт – багрян...
Я легко говорю с тобой, я легко к тебе прикасаюсь,
я прозрачна и так светла, что не страшно тебе уже.
Ты пока ещё не любой - я прощалась с тобой часами,
но, как листья, сгорев дотла, я теперь не шепчу "touche".
...
Нынче осень, как поцелуй, - ожидаемый и последний.
Город ёжится, нелюбим, и молчит, и грустит в ночи...
И дожди бесконечно льют – так, что скоро устанет небо.
Нынче нежность моя, как дым – так прозрачна и чуть горчит.
(с)
Но если есть в кармане пачка сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день... (с)
На ковре из жёлтых листьев
В платьице простом,
Из подаренного ветром крепдешина,
Танцевала в подворотне осень вальс-бостон,
Отлетал тёплый день и хрипло пел саксофон.
И со всей округи люди приходили к нам,
И со всех окрестных крыш слетались птицы,
Танцовщице золотой захлопав крыльями,
Как давно, как давно звучала музыка там.
Как часто вижу я сон, мой удивительный сон
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
Там листья падают вниз, пластинки крутится диск,
Не уходи, побудь со мной, ты мой каприз.
Как часто вижу я сон, мой удивительный сон
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
Опьянев от наслажденья, о годах забыв,
Старый дом, давно влюбленный в свою юность,
Всеми стенами качался, окна отворив,
И всем тем, кто в нём жил, он это чудо дарил.
А когда затихли звуки в сумраке ночном,
Всё имеет свой конец, своё начало,
Загрустив, всплакнула осень маленьким дождём,
Ах, как жаль этот вальс, как хорошо было в нём. (c)
Написать в Ваш июль - эта осень лишает свободы -больше не о чем петь, всё срифмовано - до запятой, до слепых молчаливых истерик, всё кажется - вот бы - отдышаться - и снова взлететь...
Только встретит ли кто в сером заспанном небе? Заплакать...
Прослыть нелюдимой, слиться с тихим пространством квартирным, бояться простуд, не звонить Вам - поверьте мне вовсе не-не-обходимо слышать голос, спокойно смотреть, как, кружась на лету, опадает октябрь на дорожки остывшего сада, как, тревожно дыша, на посадку заходит ноябрь...перечитывать Бродского... здесь вы, возможно, с досадой головой покачаете, не одобряя - но я буду снова и снова шептать - "ни страны, ни погоста не хочу выбирать"... и, вдохнув сигаретный уют, про себя повторять - умирать в ноябре - это просто...слишком просто, увы - "каждый сам себе царь и верблюд. Сетки, сумки, авоськи..." - да все мы немного верблюды. Засыпать, просыпаться, поверить в "уже никогда", но однажды, увидев свой "свет как бы вдруг ниоткуда", прохрипеть всем назло: "смотришь в небо и видишь: звезда..."
(С)
Осенью -- сумерки. Закатное солнце, бросая яркие лучи, близится к
зубцам гор. Вороны, по три, по четыре, по две, спешат к своим гнездам, --
какое грустное очарование! Но еще грустнее на душе, когда по небу вереницей
тянутся дикие гуси, совсем маленькие с виду. Солнце зайдет, и все полно
невыразимой печали: шум ветра, звон цикад... (Сей Сенагон)
Всё дальше и дальше в блистающую бесконечность, чтобы раствориться в сверкающей белизне. Нет ничего прекраснее блистающей ледяной пустыни! Бесконечность моря освобождает от суеты! Снег, солнце и тишина!
Тишина впитала в себя. Солнечный свет пронзил насквозь, обнажив глупые мысли, никчёмные страхи, пустые стремления.
Я пришёл, чтобы очиститься чистотой.
Глядя на чистый снег, становишься чище.
Никого. Только солнце, и небо, такое же чистое, как снег, и снег, такой же голубой, как небо.
Какое счастье! Восхитительная тишина!
Лазурное небо сливается с лазурным снегом, и я между ними, и растворяюсь в них.
Гипнотизирующая беспредельность, вбирающая меня в себя!
Мороз. Но тепло. Благодаря солнцу.
Блистающая пустыня! И никого. Никого! Никого!!
Всё где-то там, позади. А впереди магическая бесконечность, в которой возможно всё!
Еле видна кромка постылого берега.
Вдалеке то появляется, то пропадает сказочный Китеж.
Еле заметны чёрные точки рыболовов — таких же любителей одиночества и тишины.
Пролетела ворона. Откуда? Куда? Вот бы и мне так!
Тишина. Сказочная тишина! Только в тишине можно услышать себя!
Какие красивые буруны. Почему же они красивы?
Люди предпочитают гоняться за блестящими стекляшками, посвящая этому жизнь, вместо того, чтобы любоваться искрящимся на солнце снегом и льдом.
Что я такое? Кусочек пульсирующего тепла посреди ледяного покоя?
Только здесь солнце столь полновластно — посреди снежной пустыни без конца.
Манит, манит бесконечность, притягивая душу, и, кажется, готов поддаться и пойти по снегу в неизвестность, блистательную и очаровывающую, и увлекающую за собой (c)
Гражданин в шапке удивился ужасно и говорит:
- Так не бывает, чтобы дети сами по себе были. Свои собственные. Дети
обязательно чьи-нибудь.
- Это почему не бывает?! - рассердился Матроскин. - Я, например, кот
- сам по себе кот! Свой собственный! (с)
Он был старше ее, она была хороша
В ее маленьком теле гостила душа
Они ходили вдвоем, они не ссорились по мелочам
И все вокруг говорили - чем не муж и жена
И лишь одна ерунда его сводила с ума -
Он любил ее, она любила летать по ночам
Он страдал, если за окном темно
Он не спал, на ночь запирал окно
Он рыдал, пил на кухне горький чай
В час, когда она летала по ночам
А потом поутру она клялась,
Что вчера - это был последний раз
Он прощал, но ночью за окном темно
И она улетала все равно
А он дарил ей розы, покупал ей духи,
Посвящал ей песни, читал ей стихи,
Он хватался за нитку, как последний дурак
Он боялся, что когда-нибудь под полной луной
Она забудет дорогу домой
И однажды ночью вышло именно так
И три дня и три ночи он не спал и не ел,
Он сидел у окна и на небо глядел,
Он твердил ее имя, выходил встречать на карниз.
А когда покатилась на убыль луна
Он шагнул из окна, как шагала она,
Он взлетел, как взлетала она, но не вверх, а вниз.(с)
.....
В кровь ли губы окуну
Или вдруг шагну к окну,
Из окна в асфальт нырну -
Ангел крылья сложит,
Пожалеет на лету -
Прыг со мною в темноту,
Клумбу мягкую в цвету
Под меня подложит... (с)
.....
Ангел с утра печален, пьёт растворимый кофе,
Вот – вызывал начальник, Господи, точка, ру...
И угрожал бессрочным отпуском на Голгофе,
И подарил бестселлер "Практикум по добру".
Ангел терпел, как стоик, молча кусая губы,
Что тут, пожалуй, скажешь - сверху всегда видней.
"Если сейчас уволят – переведусь в инкубы,
В пятницу и субботу буду встречаться с ней,
Буду курить сигары, буду всегда при деле,
Вечной любви не выйдет, я обойдусь и так,
Пусть забирают душу, хватит с меня постели,
Пусть на другого дурня вешают всех собак...
Я не справляюсь – ладно, слаб и некрепок верой,
Ну, отправляйте к чёрту, но не учите жить!"
... Я для него, бедняжки, стала дурным примером,
Он разбавляет вермут крепким настоем лжи.
Вот уже четверть века мы – недурная пара,
Боже, прости нас, грешных, и отвернись к стене,
Если пера надёргать, будет помягче падать,
И подниматься – вместе, небу платя вдвойне. (с)
