ночь и улица: пятый район;
на углу, среди спутанных крыш --
завсегдатаем аккордеон
в кабачке...
ну, да что ты стоишь? --
заходи!
на минуту, вот так --
и спроси у хозяйки вина;
это все неспроста, неспроста:
ночь и улица...
чья ж в том вина,
что мелодии старый каприз
так прижился у самой груди,
где у стойки грустит Беатрис,
где уже никуда не уйти,
ожидая, что вновь, как тогда,
он войдет, чуть коснётся лица
и, слова угадав, без труда
допоёт весь куплет до конца...
...поцелуя неотданный приз
отнимает смешную мечту --
ah, sais-tu cette chanson, Beatrice? --
non, mon cher, pas du tout, pas du tout;
двадцать лет, музыкант,
двадцать лет
за куплетом куплет --
в кабачке знают все наизусть,
что пролито вино,
не смывается след:
незатейлив сюжет --
ну и пусть, Беатрис!
ну и пусть, как в лото,
ставим мы без измен
номера,
что опять не сыграли вчера...
-- но увидимся завтра? -- bon oui, a bientot! --
бросишь им,
растворяясь во тьме,
mais j'espere, que tu ne reviendras
plus jamajs...
извините, но это ЯВНЫЙ плагиат, то есть, даже пародия (хотя и не бездарная) на одного из моих любимых современных поэтов, ВЛАДИМИРА СТРОЧКОВА.
все-таки оригинал ВАЖНО помнить и упоминать. иначе как-то...нечистоплотно.
вот оригинал:
Я говорю, устал, устал, отпусти,
не могу, говорю, устал, отпусти, устал,
не отпускает, не слушает, снова сжал в горсти,
поднимает, смеется, да ты еще не летал,
говорит, смеется, снова над головой
разжимает пальцы, подкидывает, лети,
так я же, вроде, лечу, говорю, плюясь травой,
я же, вроде, летел, говорю, летел, отпусти,
устал, говорю, отпусти, я устал, а он опять
поднимает над головой, а я устал,
подкидывает, я устал, а он понять
не может, смеется, лети, говорит, к кустам,
а я устал, машу из последних сил,
ободрал всю морду, уцепился за крайний куст,
ладно, говорю, но в последний раз, а он говорит, псих,
ты же летал сейчас, ладно, говорю, пусть,
давай еще разок, нет, говорит, прости,
я устал, отпусти, смеется, не могу, ты меня достал,
разок, говорю, не могу, говорит, теперь сам лети,
ну и черт с тобой, говорю, Господи, как я с тобой устал,
и смеюсь, он глядит на меня, а я смеюсь, не могу,
ладно, говорит, давай, с разбега, и я бегу.
Плагиат в чем? В том, что оба стиха написаны в одном стиле?
Вашего любимого поэта я не знаю. Вполне возможно, что он гениален. Мне лично жжшный стих неизвестного (известного) автора нравится более. Даже при условии, что он написан в стиле Строчкова.
Весьма сомнительная справедливость, учитывая тот факт, что количество стилей в стихосложении таки ограничено. Как и количество тем. Впрочем демагогию разводить не буду.
Одиннадцать лет двадцать первого века, тебе наверстало за тридцать четыре и твой горизонт в половинчатом мире за номером восемь внесён в картотеку, заверен по букве и смыслу закона и ты переходишь по дну Рубикона-несчастный, лишившийся дома калека, сложивший багаж на храненье воронам-ни псом ни Хароном, кивающим в спину, не сопроводимым. Недочеловеком.
Твоя Ноосфера отправлена в Лету, взамен предлагается минное поле, святой пьедестал и почётная бронза и свита с протяжным берлинским прононсом, тоска пиетета и фоном на это-скучающий голос БГ в магнитоле.
Отсутсвие выбора делает выбор, и ты не тасуя, сдвигаешь колоду, одиннадцать лет декабря на исходе, бумажно-лениво прищурился тигр, к прыжку не готовясь-подводит порода в отсутствие правил, в отсутствие игр. Отстутствие цели снижает калибр.
Одиннадцать лет от начала столетья, в боях за свободу сданы бастионы, слова бесполезны, пусты, невесомы, сплетаясь в бессильный пророческий шёпот, звучат бесталанно, почти незнакомо в попытках дырявую память заштопать и фраза, в пространстве повисшая плетью, тебя возвращает к началу столетья.
И, временем штопая рваные крылья, уже не скулишь о прошедшем эфире, в пылу перемирий сгорели, остыли, остатки эмоций, обломки усилий, и ты не цитируешь старую прозу, не держишь со звёздами мудрое вече, тебе не под силу Кабо и Вергилий, тебе бы попроще, тебе бы полегче, и в память о в лето ушедшем эфире, ты просишь совета и зеркало шепчет: умой же лицо и напейся, Глафира, ты пьешь, но тебе не становится легче. Ты куришь с размаха, ты тащишь скелеты в поэтустороннюю гладь амальгамы, оставив сгорать на конце сигареты вопросы, ответы, ты плачешь от страха, ты чертишь постылые кардиограммы дождящего Я, где поэта-ни грамма. Твоя ноосфера отозвана в Лету, ты медленно сходишь с ума и сюжета.
Себя адаптируя к зимней неспячке, дурацая память свивается в ленту, партер приготовился к апплодисментам-вот-вот однозвучат конец выступленью, и ты в нездоровой декабрьской горячке пытаешься выжить итожным моментом, страстившимся с тенью звезды в эполете. Твоя ноосфера покоится в Лете...
Прекрасный современный поэт. Это самое любимое её стихотворение для меня. Невероятно помогает в тоске-кручине
Олеся Николаева
Апология
Что твердишь ты уныло: нет выхода... Много есть входов!
Есть у Господа много персидских ковров-самолетов.
У Него и на бесах иные летают святые.
И горят в темноте кипарисы, как свечи витые.
О, всегда я дивилась искусствам изысканным этим,
дерзновенным художествам – птицам, растениям, детям.
И мне нравились их имена – аспарагус и страус,
завитки насекомых – вся нотная грамота пауз.
Над лугами летают поющие альт и валторна,
и ничто не случайно у них, и ничто не повторно!
...Разве зебра не сбавила б спеси дурной с авангарда?
Что, верблюда бы он переплюнул? Побил леопарда?
Носорога б затмил? Или радугу б взял из кармана?
Иль придумал бы что-то покруче, чем зад павиана?
Чем глаза крокодила? Чем хохот гиены зеленой?
Или чрево кита с беглецом драгоценным Ионой?
Что б придумал новее пустыни, ходящей волнами?
Иль цветущей саванны? Могучей реки с рукавами?
Огнегривой цунами – над мачтами гордых фрегатов?
Осьминогов жемчужных? Литых электрических скатов?..
Что новее монаха-отшельника в рубище строгом?
Он на льве возит воду, сердечно беседует с Богом.
И, как спелую смокву в горсти, как подбитую птицу,
обозреть может землю, пройти через стены в темницу,
нашептать рыбарям, чтобы риф огибали левее,
исцелить паралитика – что ж мы видали новее?
Потому что здесь все не напрасно и все однократно:
если выхода нет, пусть никто не вернется обратно!
Но войти можно всюду – нагрянуть ночною грозою,
сесть на шею сверчку незаметно, влететь стрекозою,
нагуляться с метелью, озябшими топать ногами,
на огонь заглядеться, на многоочитое пламя:
как гудит оно в трубах, как ветер бунтует, рыдая...
...И окажешься там, где свободна душа молодая!
Сколько брошенных, обезличенных,
мною прожитых дураков…
Ты прости – я почти отличница
в этих тестах на кровь и любовь.
Я умею так, чтоб душа вразнос,
чтоб с разбегу и сразу – в цель…
ухожу всегда без соплей и слез,
чтоб потом не стелить постель,
не готовиться к шквалу новостей,
и не помнить, что я должна
быть порядочной, улыбаться тем,
кого хочется сжечь дотла.
Я не лапочка, не мечта родни
/кровь дурная, шальная прыть/,
мне до лампочки все мечты твои,
я хочу, как и раньше, плыть
в этих вычурных и разбросанных
островках… по ухабам дней…
и… пока ты еще «непознанный»,
позабудь обо мне скорей.
***
А за мысли мои меня можно сжигать на кострах,
как в средневековье жгли ведьм и прочую нечисть…
только это не страшно, в другом заключается страх:
ты ведь с нею живешь… а мне заменить тебя нечем.
Заменитель не нужен… какой в этом толк и прок?
Ты ж не сахар или никотин, чтоб искать варианты.
Но, спасибо тебе за этот бесценный урок,
что нельзя бестолково влюбляться в чужих и женатых…
А она у тебя хоть куда! Не жена, а броня!
Приласкает, покормит, постелет, нальет для согрева.
Я бы тоже не стала такую менять на меня…
и плевать, что «до дыр всю печенку и нервы проела».
Если «пилит» тебя, значит любит: добро от добра
по чужим закоулкам не прячется – там и не ищут…
А ты только представь, вдруг судьба наша предрешена:
и ты ею богат, а мною – всегда будешь нищий.
Снова руки озябнут – их пустишь согреть под пальто,
чтоб еще один миг отстоять в этом споре с судьбою…
Жаль, твоей невдомек, как простившись со мной у метро,
ты до самого дома как будто подраненный воешь…
***
А помнишь, дождь переходил на шепот,
чтоб не дай бог тебя не разбудить,
а под окном неугомонный кто-то
пытался петь… нет, по-собачьи выть.
И эта ночь казалась самой важной,
и ты еще спросонья простонал:
«Мне страшно, что у нас с тобой однажды
получится безрадостный финал...»
«Молчи об этом», – я тебя просила,
и планы строила как будто напоказ…
и только тихий, подуставший ливень
тогда последним вместе видел нас…
Жаль, не случилось то, о чем мечталось –
бывает так, что жизнь с мечтой вразрез…
и ты воспринимаешь словно данность
разлуку, продолжая ждать чудес…
Пусть мы перегорели и остыли,
но смысла нет друг друга в том винить...
в мечтах не ошибаются, мой милый,
мечты даются, чтоб хотелось жить.
***
А бывают моменты, когда не нужны слова,
когда рядом тот самый, с которым почти не дышишь.
И плевать, что четвертые сутки по мокрой крыше
барабанят дожди – знать погода сошла с ума.
И ты тоже свихнулась на фоне его тепла,
обнимаешь из-за спины, и дрожать боишься...
ты, как будто уже перезревшая, спелая вишня,
от любого движенья вот-вот упадешь сама.
И он чувствует это, он гладит по волосам,
до утра обнимает тебя занемевшей рукою,
и так бережно держит ее под твоей головою,
будто сны от других охраняет сегодня сам.
Ты же дышишь с ним в такт – так, и правда, куда верней...
а еще... без нелепых сомнений и лишних прелюдий,
ты не просто его до безумия сильно любишь –
ты влюбляешься с каждой минутой еще сильней.
А июльские ливни сплошною стоят стеной,
закрывая ваш «рай на первом» от глаз прохожих...
и ты вдруг понимаешь, сейчас всяких слов дороже –
эта малость – почти не дышать за его спиной.
Бьет колокол. На парад стройся, немое братство!
Здесь твой персональный ад-входи, раздевайся, здравствуй!
Дежурный по кухне лицом к лицу! Маски висят у входа-
Можешь побаловаться в отсу...во славие всенарода...
Ровненье направо, на ряд плечей, шаг не сбивай, товарищ,
Сколько бессонных своих ночей ты им ещё подаришь?
Сколько впитавшихся в землю строк, сколько святых причастий...
Ладно, незнание-не порок, делим судьбу на части,
Делим на части работу, быт. В профиле сотня графий,
Если на днях подвезут гранит-высечем эпитафий
Кто там дежурит по кухне? Ну! Маски висят у входа
Каждый на входе берёт одну в славие всенарода.
Двери открыты в святой загон-каждому будет счастье-
Каждому будет пришит погон определённой масти.
Выверен метр, проверен слог, маски врастут в затылки
Шансом у каждого-потолок, пробкою из бутылки.
Выбор-на выбор-сразиться с... что вы там разберёте-
Тонкой стопой измерять карниз, или залечь на дзоте....
-------------------------------------------------------------------------------
Следом рифленого колеса пепел былых баталий,
Мы поднимаем бокалы за выживших в виртуале!
Таймер, зависший на без пяти, в трубах поющий ветер-
Вой единочества вне сетИ, в век социальной сЕти.
На шее петлёю висит канат, пояс подтянут туго:
Это всё Кали-юга, брат, просто, брат, Кали-юга
Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя, наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил - жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы - не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.
Умей мечтать, не став рабом мечтания,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловить глупцов,
Когда вся жизнь разрушена и снова
Ты должен все воссоздавать с основ.
Умей поставить, в радостной надежде,
На карту все, что накопил с трудом,
Все проиграть и нищим стать, как прежде,
И никогда не пожалеть о том,
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только Воля говорит: "Иди!"
Останься прост, беседуя с царями,
Останься честен, говоря с толпой;
Будь прям и тверд с врагами и друзьями,
Пусть все, в свой час, считаются с тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье,
Часов и дней неуловимый бег, -
Тогда весь мир ты примешь во владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!
Я вас люблю... что делать — виноват!
Я в тридцать лет так глупо сердцем молод,
Что каждый ваш случайный, беглый взгляд
Меня порой кидает в жар и холод...
И в этом вы должны меня простить,
Тем более, что запретить любить
Не может власть на свете никакая;
Тем более, что, мучась и пылая,
Ни слова я не смею вам сказать
И принужден молчать, молчать, молчать!..
Я знаю сам, что были бы преступны
Признанья или смысла лишены:
Затем, что для меня вы недоступны,
Как недоступен рай для сатаны.
Цепями неразрывными окован,
Не смею я, когда порой, взволнован,
Измучен весь, к вам робко подхожу
И подаю вам руку на прощанье,
Сказать простое слово: до свиданья!
Иль, говоря, — на вас я не гляжу.
К чему они, к чему свиданья эти?
Бессонницы — расплата мне за них!
А между тем, как зверь, попавший в сети,
Я тщетно злюсь на крепость уз своих.
Я к ним привык, к мучительным свиданьям...
Я опиум готов, как турок, пить,
Чтоб муку их в душе своей продлить,
Чтоб дольше жить живым воспоминаньем...
Чтоб грезить ночь и целый день бродить
В чаду мечты, под сладким обаяньем
Задумчиво опущенных очей!
Мне жизнь темна без света их лучей.
Да... я люблю вас... так глубоко, страстно,
Давно... И страсть безумную свою
От всех, от вас особенно таю.
От вас, ребенок чистый и прекрасный!
Не дай вам бог, дитя мое, узнать,
Как тяжело любить такой любовью,
Рыдать без слов, метаться, ощущать,
Что кровь свинцом расплавленным, не кровью,
Бежит по жилам, рваться, проклинать,
Терзаться ночи, дни считать тревожно,
Бояться встреч и ждать их, жадно ждать;
Беречься каждой мелочи ничтожной,
Дрожать за каждый шаг неосторожный,
Над пропастью бездонною стоять
И чувствовать, что надо погибать,
И знать, что бегство больше невозможно.
"Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос -
Бог сохраняет все; особенно - слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
затем что жизнь - одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты..."
Ты меня береги – Я тебя берегу,
Я костёр развожу на крутом берегу.
Чтобы видел ты, к дому бредя поутру,
Как горит ожиданье моё на ветру.
Ты меня береги – Я тебя берегу,
В самом главном тебе, я вовек не солгу.
Ну а там, где ты сам, мимо правды пройдёшь,
Я тебе во спасенье, придумаю ложь.
Ты меня береги – Я тебя берегу,
За тобою незримою тенью бегу,
Обгоняя тебя на дороге тогда,
Когда вижу, на встречу несётся беда.
Ты меня береги – Я тебя берегу.
Никогда твоему не позволю врагу,
Ни кулак, ни строку над тобой занести,
Я наветы могу от тебя отвести.
Я тебя берегу, я тебя исцелю,
Я на шее твоей свои руки сцеплю,
Удержу, закружу, заключу тебя в круг,
Только, что же ты рвёшься из сомкнутых рук,
И бросаешь мне, через плечо, на бегу: Ты меня береги!
...Я тебя берегу
Тело моё – развязный язычник.
Душа – смиренная христианка.
Ум – Ницше и Гитлер.
И вот как это всё соединить, не ущемив ничьих интересов во имя демократии?
Танцует в Севилье Кармен
у стен, голубых от мела,
и жарки зрачки у Кармен,
а волосы снежно-белы.
Невесты,
закройте ставни!
Змея в волосах желтеет,
и словно из дали дальней,
танцуя, встает былое
и бредит любовью давней.
Невесты,
закройте ставни!
Пустынны дворы Севильи,
и в их глубине вечерней
сердцам андалузским снятся
следы позабытых терний.
Невесты,
закройте ставни!
(Федерико Гарсиа Лорка)
Гитара
Начинается
плач гитары.
Разбивается
чаша утра.
Начинается
плач гитары.
О, не жди от неё
молчанья,
не проси у неё
молчанья!
Неустанно
гитара плачет,
как вода по каналам - плачет,
как ветра над снегами - плачет,
не моли её о молчанье!
Так плачет закат о рассвете,
так плачет стрела без цели,
так песок раскалённый плачет
о прохладной красе камелий.
Так прощается с жизнью птица
под угрозой змеиного жала.
О гитара,
бедная жертва
пяти проворных кинжалов!
(Федерико Гарсиа Лорка, перевод М.Цветаевой)
Идёт принцесса, обходит лужи -
Спешит принцесса готовить ужин.
Придет на кухню, поставит кофе -
Дела принцессы не так и плохи.
Закурит в кресле - увы, привычка,
Печально глядя на пламя спички.
Две чашки кофе потом, и книга -
И снова вечер короче мига.
Постель принцессу прижмёт, со вздохом -
И та ответит коротким - охом.
Погасит лампу - свою подругу -
На службу завтра и вновь - по кругу.
Мерцает светом вечерний город,
Идёт принцесса, шагает гордо.
Ничья - владыка, ничья - невеста,
Да, да, без трона и королевства.
Ведь так бывает: родишься где-то,
Глядишь, ошибся - не та планета. ***
А рыцарь где-то покормит кошку,
Но что поделать, коня ведь нету...
Положит риса большую плошку,
С тоскою тихой возьмет котлету...
И с книгой сядет...Уже без света,
С луной одной, что в окне сияет...
Быть может там, вдалеке, хоть где-то
Его принцесса сейчас засыпает...
Ведь так случилось, что нет драконов,
И где искать ее, непонятно....
Среди постылых кирпичных склонов?
Где лишь будильник лютует внятно...
Идет принцесса, обходит лужи...
Торопится рыцарь, средь зимней стужи...
Не то столетье, не та планета...
Быть может столкнутся они хоть где-то?
