(Это к тому, что Бог есть любовь - кстати, думаю, что христианину всего-то и нужно понять и принять это. Но на деле "всего-то" как раз и оказывается самым сложным. Любовь все - к сожалению? - понимают по-разному. Или только пытаются понять?)
Владимир Шевнин
+ + +
В те дни, когда не знали Бога
Ни ты, ни я, в полётах лёгкой мысли
Струились наши дни в потоке жизни
Бесцельной, как журчание ручья.
Казалось нам в течении беспечном,
Не может быть границы и предела
В желанье счастья, длительном как вечность,
И в этом смысл явления на свет.
Как Вечный Жид костяшками на счётах
Ведёт в тиши подсчёт своих сокровищ,
Вели мы счёт побед и поражений
На фронте покорения сердец.
Дым сигарет, тщеславья, философий,
Которые, в незнанье твёрдых истин,
В блужданиях, в цитатах, говоренье
И видят модус собственных идей,
Пленили нас. Желанье скорой славы,
Служение стране и идеалам,
Как вечное стремленье к Дульсинее,
Сменили желчь, цинизм и неприязнь.
Полуразврат, побег в чужие страны,
Уход в себя и тяга к алкоголю,
Тоска внутри, съедающая душу,
И пустота отчаянья… И смерть
Уже казалась выходом из боли.
Закат Европ, распад цивилизаций,
И гибель всех богов, и сумрак полдня,
Крушенье неизбежное миров…
И ты, и я – мгновенья мирозданья.
Вокруг планет – недвижимая бездна.
За нами миллион людских страданий.
И время истекает, как песок
Из неподвижной и прозрачной колбы.
Приходят свет и лёгкость постиженья
Того, что не было доступно в время оно,
Когда ни ты, ни я не знали Бога.
Но Он нас никогда не забывал. + + +
Остаток осени пустой
Застыл над склизкою дорогой
И тает белой полосой
Над неосвоенной берлогой.
Душа, прозрачная насквозь,
Из шкуры бурого подвида,
Вбивает в стенку новый гвоздь,
Костюмчик вешая из твида.
И ты являешься как тень
И словно отклик лихолетья,
И невзначай, как дребедень,
Из позапрошлого столетья.
Поток распущенных волос –
Как белый дым горящих сосен,
Как неосознанный вопрос
И незаконченная осень.
И как раскаянье в себе,
И схожесть в найденном ответе,
И неприкаянность в судьбе
На этой крохотной планете.
И столь незначимы слова,
И мы, не слушая друг друга,
Опять близки, как два угла
В квадратной кубатуре круга.
С пустых полей холодный дым.
И умереть – такая малость…
Когда ты выпита другим и –
Ничего мне не осталось.
Мне уже даже как-то неудобно, я практически узурпировала тему ))
1. Старье древнее
* * *
Лампады. – сквозь их стекло
изливается ровный свет –
не жжет, не слепит, а лишь,
мерцая на ликах святых,
и на лице твоем –
тебе освещает путь…
Так дышит внутри любовь –
наружу не рвется, не жжет,
не сыплет искры вокруг,
а – ровный и мягкий свет,
пробившись сквозь плотный покров,
другим освещает путь… (2005 г.)
* * * (Самое дорогое мне по смыслу, но не самое удачное по форме)
То, что дорого: рыжий фонарь
под окном твоим, тополь высокий,
этот хмурый бесснежный январь,
старых писем ломкие строки,
чей-то голос и чей-то взгляд,
шум дождя, промелькнувшая птица -
то, что больше не повторится.
Дом сожженный, растерзанный сад...
…Так попробуй же удержать
дорогое – в дрожащей ладони!
Так попробуй – на зыбком перроне
в ураган и грозу – устоять
и не выпустить из руки
то, с чем больше значительно вес твой.
Под застывшею твердью небесной,
где беснуются сквозняки,
а вокруг – то ли плач, то ли пир,
то ли смех, то ли вой, то ли скрежет –
удержи этот хрупкий мир.
Ну, а он тебя точно удержит –
не позволит ветрам унести… (январь 2007 г.)
2. Поновее
* * *
"Удержи этот хрупкий мир,
ну а он тебя точно удержит..."
(с) я, 2007 г.
"Удержи - и удержишься" - сказано мною. Но сил
не хватает: золой, как известно, становится пыл.
Слишком крепко, возможно, держу, оттого и проблемы.
И порой посещает желанье все бросить, уйти,
даже если рискую опоры в ином не найти,
перестать быть частицей своей же абстрактной системы.
Перестать трепетать за нее, и болеть, и дрожать,
и расходовать силы на то, чтоб ее удержать
(ибо, кроме усилий, она никогда не держалась
ни на чем). И сказать: "Рассыпайся. Не стану жалеть,
а точней, постараюсь скорей ее преодолеть,
никуда, ни к чему, ни к кому не ведущую жалость.
Рассыпайся, мной созданный мир, если ты обречен,
ну а я не хочу, я - не ты, и вообще ни при чем...
Сотни новых, получше, создам еще, и не иначе!"
... Отпущу - и рассыплется, дрогнув, и станет ничем.
Ну и пусть. Станет меньше одним средоточьем проблем.
И никто не увидит, как я сотрясаюсь от плача.
Ну и самое... серьезное
Два
1.
Пришла любовь -
взыграла кровь!
В моем саду взошла морковь!
Ушла любовь -
застыла кровь,
завяла от тоски морковь.
2.
Утки летят над полями!
Утки поют соловьями,
поют про любовь,
про свободу,
про чистые воздух и воду...
А что? Если утка - птица,
к тому ж не пингвин и не страус, (а также не киви, не земляной попугай и т. п.)
то вправе к небу стремиться
(здесь рифма с трудом подобрАлась),
парить над полями не хуже орла!
(и вновь еле рифму я подобрала).
Колыбельная
прихожу к тебе, прикасаюсь к двери, вспоминаю, что где-то забыл ключи,
остается только считать ступени, беспокойно слушать, как дом молчит.
он такой огромный, как чудо-юдо, но, конечно, маленький с высоты.
у него в утробе разгар июля: переменный ветер, тепло и ты.
у тебя в квартире часы на полке, темнота в углах и спокойный сон,
я сижу снаружи и представляю, как тебя унес золотой песок,
как большие рыбы с глазами моря говорят с тобой о великом дне,
как твое дыханье, теченью вторя, чуть колышет отблески в тишине.
ты лежишь внутри, в эпицентре мира, дальше всех на несколько тысяч лье,
у тебя цвета и душа глубинней, у меня – подъезд и ветра сильней.
безгранично тихо, зима в миноре, неземных низов достигает снег,
проникая в сон, он стремится к морю, поглощая звук, размывая след.
это самый дальний на свете полюс, это дом на самом краю земли,
у меня в глазах твой зеленый голос, и к тебе спускаются корабли.
Гроза
Ты кошмарный ребенок, не допив свой чай, убегал из дома, залезал на самое огромное дерево это города. Забирался на самый верх, закрывал глаза и думал, что ты великан с крыльями, почти птица, и что если б не провода над дорогами, получилось бы улететь насовсем. Не может не получиться.
Этой ночью была гроза, а мне снилась авиакатастрофа, огромное поле высокой травы и маленький дирижабль, потом огромный белый простор, глубокий и вязкий, самолет в небе спокойно плавал, парил, петлял, вырезал фигуры высшего пилотажа. Утром ветер вломился в окно и принес самолетик, тот самый, над полем, измятый, безнадежно бумажный.
Я не вписываюсь в твой контекст, как ни крутись и крыльями ни маши. Тебя с каждым словом уносит все дальше, по ту сторону моих смыслов, на красный тон светофора, ничью, по другую сторону потока машин. А я над полем тебя ищу, как уставшая птица заигрываю с высотой, упрашиваю к тебе слетать, задыхаюсь, ветер несет все дальше мои слова, между нами такие дали, что мое “постой” разорвет не пространство между нами, а мою гортань. Вглядываюсь туда, в твою запредельную даль, но в высокой траве попробуй тебя различи, с такой неземной высоты ничего не могу разобрать, а ты где-то там лежишь, смотришь в небо на маленький самолет, улыбаешься и молчишь. Я почти ощущаю твои глаза, кажется, что вот она – ты. Смотри, знаки тебе показываю, почти к тебе прикасаясь, почти что близкий… Ты лежишь в траве и протягиваешь руки, теперь ты видишь меня до смешного низким, просто весь помещаюсь у тебя в горсти, а твои руки больше неба могут схватить, чем мои пируэты. Лежишь, щурясь на тучу, вдыхаешь с солнцем сквозящее лето. Я извиваюсь, лавирую, с упрямым ветром спорю, увертываюсь и хитрю, но все равно теряю контроль, завязываюсь в петлю, и все же не вписываюсь в твое лицо и темп речи, текущие волосы, твое проницательное междустрочье. Закрываешь глаза, и с каждым отдельным дыханием, с каждой секундой невстречи, слышишь небо все больше и громче. А я понимаю, что здесь скоро будет гроза, течение ветра стало глубже, коварнее и сильнее. В моем лобовом стекле от молний стало так много света, что я задыхаюсь, меня разражает гром, я качусь по земле кубарем, гремящим костром, неминуемо догораю. Я все-таки долетел, ты согрета моим теплом, моим искореженным телом, мой влюбленный дым и огонь тебя укрывают…
У меня в голове бабочки и порывы ветра, я теряюсь в твоей высоте, запрокинув голову, за тобой наблюдаю: как летишь, расплескав свой свет, вырисовываешь пируэты – и не видишь меня, и не слышишь, как густая трава прорастает у меня под ногами.
Король
мой мудрый король, надвигается катастрофа.
об этом уже судачат в трактирах и на балконах.
ветер идет в крещендо, даже бесстрастный воздух
вдруг заметался в прощании с любимой эпохой
каминов, тупых углов, зонтов и смешливой тайны.
мой король, конец золотой эпохи,
следуя логике чувств, выпадает
из ножен на осень.
мой бедный король, предчувствие переворота
уже обладает признаками необратимого
распада. глаза твоих верных придворных
пожелтели, шаги измельчали, картина
с твоим портретом стала гротескно контрастной
пощечиной крепким стенам, готовым упасть от страха
и осени в навсегда.
мой храбрый король, кошки со злыми когтями
уснули на медной душе. только в ржавых клетках
львы соскребают с пола остатки веры
в завтра и счастье, виляя хвостами.
мы же с тобой, по сути, бессмертны
и, как четырехлистный клевер,
бесстыдно удачливы,
посему – не будем прощаться.
мой нищий король, если удастся,
мы упраздним категорию времени –
как водится, на самых последних
минутах и слоновых камнях погибшего царства.
в конце концов, история побежденных
окажется легендарной,
воспетой вне следствий и граней пространства
страха.
(Татьяна Семенова. Редкого таланта человек - знаю ее лично. К сожалению, она редко пишет)
Я в твой мир ворвусь, и напутаю краски,
Ты узнаешь боль от разлуки и ласки.
Не проходит час, как тебя вспоминаю,
Я от любви угораю и таю.
Пусть все будет просто, естественно просто.
И в моих глазах ты найдешь свои звезды.
И тогда меня крепко ты поцелуешь,
О тебе лишь мечтаю и ночью, и днем.
Колдовской над сосной веет дым,
Потешаясь над нашей судьбой
Ты тогда казался другим
Я мечтала быть вместе с тобой
Сколько минуло лет с той поры?
Ворон древний скрывает ответ
Миллион вариантов любви
Только греет лишь тот тихий свет
Это все серьезно.
Куда пропало счастье,
Чувство единения,
Заботы и участья?
Каждый в своей норке,
И печаль без края.
Милый мой, любимый,
Я не ощущаю,
Что ты будешь рядом
В трудную минуту.
Что меня обнимешь
Хмурым сонным утром.
Я одна как будто.
И дружу с журналом.
Как вернуть былое?
Я пока не знаю.
Я с тобой, но одна.
Слезы летят врассыпную.
Я не нуждаюсь в другом,
Но жизнь хочу не такую.
Просто побольше тепла,
Ласки, прогулок и взглядов.
Мы рождены, чтоб любить.
Это и цель, и награда
Если любовь несчастна,
Лучше заснуть тихонько.
Снег заметет тропинки
Будто бы "чистый лист".
Только душа все помнит.
Боль заживает долго.
Сердце страдает в тревоге,
Рвется и падает вниз.
Я сейчас с ветром. Меня не тревожь.
Вспоминаю его глаза.
Он не со мной, но и я не твоя.
По щеке соскользнула слеза.
И для чего усложнять синеву,
Без того странных небес.
Просто давай дождемся любви,
В мире полном обычных чудес.
Печаль в груди полна покоя,
Как осенью поля дождя.
И за улыбкой тихой скрою,
О чем болит душа моя.
Не будет вздохов или плачей,
Всего, что так не любишь ты.
Лишь сердце кровью обольется,
Впечатав милые черты.
Тебе больно? Не плачь, послушай:
Есть на севере дикий рожок
Заиграет хмельную песню
Выйдут девы плясать на лужок
Шире круг, и платочками машут,
Прогоняя тоску за порог
Ну давай я тебя поглажу –
Прошуршал по траве ветерок
Это-черная магия.
Игры. Флюиды. Афагия.
Или секретное знание. Стратегия. Грезы. Терзания.
Может, сама любовь?
Ветер далеких миров.
Легкость. Ревущая кровь.
Просто радость дарить,
Ничего не прося взамен.
Нежность. Уют. Горький плен.
Дружба. Сравнений шаблон.
Сон. Или явь.
Все же сон.
Я хочу быть твоей мечтой.
Идеалом с большой буквы.
А девчонка, смеясь, бежит к папе,
Прочь отбросив ненужные туфли.
Ты смотришь на меня с опаской,
Как будто, я-дикий зверь.
А я нуждаюсь в ласке
И нежности твоей.
Ты смотришь отстраненно,
Как будто, не видишь меня.
Твои зрачки огромны,
В них отблески огня.
Задумчивая и печальная,
Живешь свои чувства храня.
Откройся, моя хорошая,
Я люблю тебя!
Не плачь. Он не твой.
И не будет с тобой,
Хотя твое сердце разбито.
Придет еще счастье,
Придет и любовь.
А горе будет забыто.
Королева уходит в тумане.
Все помня и все прощая.
Оставляя за собою тайны,
Чьи-то надежды и печали.
Она, может, еще вернется.
Ее чувства подобны ветру.
А может, исчезнет в дымке,
Озарив жизнь прекрасным светом
Я приду и без предлога.
Просто, когда станет грустно.
Мы поговорим немного,
Чай нальем душистый вкусный.
И развеются тревоги,
И рассеются сомненья.
Друг мой, верный и далекий,
Быть с тобою-наслажденье!
Приходи.
Я давно тебя жду.
И уже собрала чемоданы.
Завтра рано вставать.
За Звездой
Мы пойдем через годы и страны.
Где же ты, мой Единственный Друг?
И волнуется сердце в надежде.
Мы встречались не раз в тьме веков.
Узнаешь меня в новой одежде?
Queenie Williams Я - твоя женщина.
Делай со мной все, что хочешь.
Подарю тебе жаркие ласки
И мучительно-страстные ночи.
На сегодня предстану паинькой,
Завтра - яркого дочь Огня.
Я исполню твои пожелания,
А ты просто люби меня.
мы по будним дням вставали бы в семь утра,
я включал телевизор, а ты готовила бутерброды,
через сорок минут – «любимая, мне пора»,
и мусолить годы, да на хрен такие годы
лучше так: по субботам ложились бы в семь утра,
отпуска - Амстердам, Сидней или Сан-Диего,
два десятка других холодных и теплых стран,
где кабак для чрева и комната для ночлега,
остальное – импровизация - море, река, бассейн,
ты бы вспомнила инглиш, я выучил итальянский,
чтоб ходить не с толпой туристов и скучным гидом, «как все»,
а вдвоем - по Фриско, будто по Красноярску
я купил бы старинную маску или же амулет
в захудалой лавке, вдали от больших маршрутов,
и в конце дорог был бы Рим, ибо города лучше нет,
у себя на кухне, одна, завернувшись в плед,
ты мечтаешь о Цезаре, но выбираешь Брута
---------------------
Иосиф Бродский
Postscriptum (1967)
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя.
... В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не способен заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.
Мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
Больно многого хочешь,
нету людей таких.
Зря ты только морочишь
и себя и других!
Говорят: зря грустишь,
зря не ешь и не спишь,
не глупи!
Всё равно ведь уступишь,
так уж лучше сейчас
уступи!
... А она есть.
Есть.
Есть.
А она - здесь,
здесь,
здесь,
в сердце моём
тёплым живёт птенцом,
в жилах моих
жгучим течёт свинцом.
Это она - светом в моих глазах,
это она - солью в моих слезах,
зренье, слух мой,
грозная сила моя,
солнце моё,
горы мои, моря!
От забвенья - защита,
от лжи и неверья - броня...
Если её не будет,
не будет меня!
... А мне говорят:
нету такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
А я никому души
не дам потушить.
А я и живу, как все
когда-нибудь
будут жить!
***
Не боюсь, что ты меня оставишь
для какой-то женщины другой,
а боюсь я,
что однажды станешь
ты таким же,
как любой другой.
И пойму я, что одна в пустыне, —
в городе, огнями залитом,
и пойму, что нет тебя отныне
ни на этом свете,
ни на том.
Вроде не о любви, но для меня это именно о ней
Хуан Рамон Хименес
Над слюдою речного плеса,
над стеклом в золотых отливах -
зачарованный берег в белых
тополях и зеленых ивах.
Бьется в русле уснувшем сердце,
льется в сонной излуке лето,
и реке упоенной снится
женский голос и голос флейты.
Зачарованный берег... Ивы
окунулись в затон глубокий
и целуют во сне ветвями
золотое стекло затоки.
И рукою подать до неба,
и течет это небо сонно,
голубым серебром тумана
гладя водную гладь и кроны.
Примечтался сегодня сердцу
этот берег с плакучей ивой,
и решило оно за счастьем
плыть по воле волны сонливой.
Но у самой воды внезапно
на глаза навернулись слезы:
зачарованный голос песню
пел совсем у другого плеса.
и второе уже совсем о любви...
Я просто сказал однажды -
услышать она сумела, -
мне нравится, чтоб весною
любовь одевалась белым.
Глаза голубые вскинув,
взглянула с надеждой зыбкой,
и только детские губы
светились грустной улыбкой.
С тех пор, когда через площадь
я шел на майском закате,
она стояла у двери,
серьезная, в белом платье.
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером
подышать свежим воздухом, веющим с океана.
Закат догорал в партере китайским веером,
и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.
Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.
Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.
Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь - человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.
У меня очень идеалистический стишок. Но... как уж получилось...
И мысли о тебе все вновь и вновь
Безумно будоражат мою кровь,
Тебя хочу я нежно обнимать
И страстно в губы целовать.
Хочу забрать тебя туда,
Где радость и покой царит всегда.
Там нет корысти, зависти, страданий,
Там нет предательства, переживаний.
Там нет бессмысленных пустых утех,
Что душу лживо наполняют,
Там нет дурацких гонок на успех,
Что душу подло отравляют.
Наша любовь нас приведет туда,
Союз наш создан быть навечно.
Любовь – как путеводная звезда
Наш путь нам освещает бесконечный.
Для каждого любовь несет свой смысл
И разные возможности дает его постичь.
Любви определение у каждого свое
В нем к жизни отношение, в нем личности простор.
Есть вера и сомнение, есть грубость и цинизм,
Надежда на спасение иль счастье без границ.
Для каждого и всякого любовь несет свой смысл
И яростные праздники для всех людей сулит.
И здорово, что все кто здесь - душой не очерствели,
Живут, и несмотря на боль, в любовь живую верят!
* * *
Август,
но солнце такое весеннее:
зыбкое и подвижное,
как и все то,
что нам наиболее дорого
(а может, оно как раз потому и дорого,
что подвижно и зыбко? -
обычно не чувствуешь ценности того,
что никуда от тебя не уйдет).
Август,
но солнце такое по-весеннему легкое,
такое смешливое и ветренное:
оно исчезает за облаками в ту же секунду,
когда ты выходишь из тени.
И кажется, все только впереди:
буйное цветение,
зной, перемежающийся теплыми дождями,
звонкость голосов,
смех и пение под окнами...
Ну а впрочем, утешайся тем,
что "будущее" - весьма абстрактное понятие,
что "время" - весьма относительное понятие
(особенно если речь идет о времени перцептивном).
Просто живи и ощущай
зыбкие всплески солнца,
зыбкие всплески радости,
биение жизни внутри и снаружи,
не пытаясь поймать все это,
удержать, остановить -
поймать не поймаешь, а ощущение пропадет,
да и потом, все искусственно удержанное
перестает быть собой, не так ли?
Просто живи:
по совести говоря,
это единственная возможность
делать что-то еще.
Прочитала один раз дочке это стихотворение и с тех пор она меня часто на ночь просит его рассказать:
Я свяжу тебе жизнь... Из пушистых мохеровых ниток... Я свяжу тебе жизнь... Не солгу ни единой петли... Я свяжу тебе жизнь... Где... узором - по полю молитвы... Пожелания счастья в лучах настоящей любви... Я свяжу тебе жизнь... Из веселой меланжевой пряжи... Я свяжу тебе жизнь... И потом от души подарю... Где я нитки беру? Никому никогда не признаюсь... Чтоб связать тебе жизнь - Я тайком распускаю... свою...
(автора к сожалению не знаю)
* * *
Мы пьем с тобой кофе
в белом коридоре больницы,
поджидая очереди
в кабинет, в котором известно что скажут,
и я вспоминаю
ветер, дующий на Кикладах,
морских ежей под перцовку и другие
домашние чудеса того лета,
когда впереди была только жизнь
только жизнь
и ничего больше
"Пустоте, черноте, уходящим годам
Из того чем жива, ничего не отдам" –
Повторяю и слез не умею унять.
И теряю опять, и теряю опять.
А сегодня ни слез и ни слов, только дрожь.
Отпущу и уйдешь, отпущу и уйдешь.
Отпущу и уйдешь, и уйдет, и уйдем.
И незыблем и вечен один окоем.
Остальное – лишь облака зыбкий овал,
И живем, как плывем. Каждый так уплывал,
Вечно что–то свое прижимая к груди,
Заклиная: "Постой, погоди, погоди".
* * *
И как шар наш земной ни кругл,
Все же ищем на нем мы угол,
Чтоб хранить там тряпье, посуду,
Старых книг и привычек груду,
И причуды, и ахи-вздохи,
Пуд обид и надежды крохи,
Чтоб ступить, когда мир кренится,
На обжитую половицу.
* * *
Дней разноликих вьется череда,
Приходит срок – пустеют города
Улыбок, встреч и долгих разговоров,
Согласья тихого и молчаливых взоров.
Но я земли не уступлю ни пяди
В том нежилом и опустевшем граде
И не сожгу его, и не разрушу –
И ничего, что было, не нарушу.
Он будет мною охраняем свято.
Я помню краски каждого заката.
Я буду приходить туда в мечтах,
Распугивая оголтелых птах,
За долгий срок привыкших к запустенью,
И, наклоняясь к каждому растенью,
Касаться лепестков в знакомых крапах
И медленно вдыхать забытый запах.
* * *
Опять мы днем вчерашним бредим,
Тем, что неслышим и незрим,
Минувшее сквозь память цедим,
Минувшего вдыхаем дым
И в то, что ливнями размыто,
Ветрами порвано в клочки, –
Во все, что жито- пережито,
Глядим, как в темные зрачки, –
И блещут высохшие реки,
Давно угасший луч игрив,
Пока не опустились веки,
Зрачки бездонные прикрыв.
* * *
Я вхожу в это озеро, воды колыша,
И колышется в озере старая крыша,
И колышется дым, что над крышей струится,
И колышутся в памяти взоры и лица.
И плывут в моей памяти взоры и лики,
Как плывут в этом озере светлые блики.
Все покойно и мирно. И – вольному воля –
Разбредайтесь по свету. У всех своя доля.
Разбредайтесь по свету. Кочуйте. Живите.
Не нужны никакие обеты и нити.
Пусть уйдете, что канете. Глухо. Без срока.
Все, что дорого, – в памяти. Прочно. Глубоко.
Хоть и девственна трава,
Да затасканы слова
Про земное чудо.
Все воспето до клочка,
До зеленого сучка,
Что колеблем птахой.
Что слова? Молчком живи,
Словом Бога не гневи,
Вешний воздух ртом лови
Да тихонько ахай.
* * *
О жизнь, под говор голубиный
Веди меня в свои глубины,
Веди меня на свой простор,
Веди со мною разговор
Неиссякаемый и длинный,
Влеки в глухие тайники.
Благословляю все живое –
Любое деревце кривое
И горизонт, и тупики,
И омуты, и родники,
Полет, терзанье у развилки,
Биение височной жилки.
Не выпускай моей руки.
Хоть я всего лишь из мирян
И не пророк, и не предтеча,
Даруй и мне простые речи
Лесов и солнечных полян.
Ничем не стану донимать.
И лишь в одном моя гордыня –
Что жить хочу. Хочу, как ныне,
Во все века тебе внимать.
