С Глебом Зоя дружила. Не так, как иногда интерпретируют это слово – в смысле разновидности отношений мужчины и женщины. Нет, именно дружила в классическом понимании. Приятельствовала.
Вообще изначально они «дружили семьями» - стайка девчонок разных возрастов и курсов и группка технарей-электронщиков, заканчивающих 5-й курс. Вместе ходили в кино, на танцпол, на речку и в гости друг к другу.
Глеб частенько забегал в их общежитие, на 80 процентов состоявшее из девчонок – историки, филологи и журналисты. На историческую «половину» - к любимой девушке. А к ним – поговорить, посмеяться, попить чаю.
С Ирой Фёдоровой, отчаянной харизматичной девахой с вечной сигаретой во рту – покурить, потрепаться о новых винилах.
С Мариной Хижняк – всеобщей обожаемой «мамкой» - поговорить «за жизнь», пофилософствовать.
С Инной Коноплич – обаятельной интриганкой, по-женски притягательной и коварной, как тёмная вода – отточить искусство пикировок на грани флирта.
А Зоя… Зоя была «задушевный друг». Худенькая первокурсница, улыбчивая и немного отстранённая, вечно попадающая в нелепые ситуации. В близких кругах за ней закрепилось прозвище «мисс», с лёгкой подачи Старого Сержа, вечного студента с вечной гитарой на плече. Она идеально годилась для того, чтобы выслушать, понять, составить компанию в походе куда бы то ни было.
___________________________________
Зоя его любила. Тем сильнее, чем яснее осознавала ненужность ему этой любви. У него уже была любовь – давняя и замороченная, полная острых углов и локальных бурь. Лариса – так звали девочку-пятикурсницу с истфака, темноволосую высокую красавицу, ровесницу Глеба и его девушку вот уже в течение трёх лет.
Глеб поверял все нюансы их непростых взаимоотношений – обиды, непонимания, надежды, ссоры. Зоя его выслушивала. Помогала разобраться. Сопереживала. И надеялась, что он не замечает, как сердце её пропускает удары от боли.
После этих встреч и, главное, - разговоров о Ларисе – она возвращалась тихая, потерянная и молча утыкалась в книжку в углу.
- Охо-хо, - вздыхала Ира, поправляя ёжик дико окрашенных разноцветных волос, - пропадает девка… Что за шиза – влюбляться в неподходящие объекты? Вон вокруг сколько мужиков – лопатой греби.
И удалялась в холл – покурить.
- Ты, главное, ему не вздумай признаваться, - прищуривала Инна свои лисьи зелёные глаза, - тогда всё. Пожалеет, но в глубине души презирать будет. И - крест на тебе как на женщине в его глазах.
- У него итак… крест…
- Да не встречайся ты с ним, - возмущалась Марина, - не расстраивай себя. Тоже мне, нашла источник переживаний. Как истка какая-то.
- Ладно, не буду, - соглашалась Зоя.
Но на следующий день Глеб приходил, и она вновь готова была проводить с ним минуты и часы, даже ценой болезненных разговоров о Ларисе.
___________________________________
Однажды поздним вечером он появился мрачный и напряжённый. Отказался от чая, вяло перекинулся парой слов с Иркой.
Немного погодя бросил в сторону Зои: «Мысь, а Мысь! (его ироничный вариант «Мисс». Зоя в ответ звала его Ду. «Мысь и Ду, - потешалась острая на язык Ирка, - Детский сад, старшая группа".) Мысь, пошли звенеть.
«Звенеть» - то есть отправиться на переговорный пункт звонить по межгороду. В то время это было не просто. Нормальная связь была обычно после полуночи, да и то приходилось 2-3 часа ожидать соединения. Плюс неблизкая дорога к ближайшей почте, вдоль заборов заброшенных строек. Стояли лютые январские морозы.
Зоя послушно собралась. Глеб оглядел её придирчиво, снял с себя толстый, домашней вязки, шарф и завязал спереди назад, закрыв ей поллица.
- Долго не сидите, Зойке на лекции завтра! – голосом бдительной дуэньи крикнула им вслед Марина.
Часы ожидания тянулись на переговорке, насквозь промёрзшем фанерном сооружении. Даже изнутри окна покрылись коркой льда.
Синей варежкой с белыми вышитыми снежинками Зоя рисовала на изморози стекла мохнатые еловые ветки с шишками и слушала очередную историю ссоры с Ларисой. Шёл четвёртый час ночи. Соединение с Сочи всё не давали.
- Нет, ну я, может, и так бы её замуж позвал, - кипятился Глеб, - пришло бы время. Но вот так ультимативно – женись или убирайся… Ну скажи, Мыська, это нормально? Как я должен был реагировать? Получается, ей штамп в паспорте меня самого дороже?
- Я не выдержу, - думала Зоя, рассеянно сметая лишнюю наледь, - я больше не могу это слушать. В конце концов, всё равно уже.
- Ты дурак, - тихо сказала она.
- А? Что?
- Ты дурак, - и спокойно подняла на него свои огромные глазищи, - неужели ты до сих пор не понял, что я люблю тебя?.
И вернулась к своему занятию, тщательной прорисовке снежной ёлки на окне.
Он молчал, совершенно ошарашенный, растерянный, сбитый с толку.
- Сочи, - прорезался резкий скрипучий голос в старом динамике, - вторая кабина.
- Мысь, - позвал Глеб осторожно, - я же не знал… то есть… не думал вообще, что может что-то быть… между нами.
- Да знаю я, - досадливо поморщилась Зоя, - знаю, ты не о том говоришь. Я понимаю, что и не может быть ничего никогда. Но я же не специально. Вышло так.
От белых снежинок на синей варежке рябило и щипало в глазах. Но она сдержалась, не заревела. Хватит и того, что уже стыдно и горько.
- Сочи! – взревела мембрана, - Ну вы будете говорить или как?
Зоя вернулась под утро, осторожно проскользнула за дверь.
- Где тебя носит, мисс? – проворчала Ирка спросонья.
- Спи, спи… ждали просто долго. Потом разговаривали ещё… Я всё сказала.
- Сказала? – охнула Марина, приподнимаясь, - сумасшедшая!
- Ага, - улыбнулась Зоя, - Теперь всё. Даже дружбы уже не получится. Конец и занавес. Ну и пусть. Всё равно мне почему-то легче стало.
___________________________________
Спустя три года, стоя у окна палаты родильного дома, она чертила в воздухе быстрые знаки. Глеб стоял под окном и улыбался.
Пятеро соседок по палате изумлённо наблюдали за странными манипуляциями.
- С ума сойти. Что это ты там рисуешь, детка?
- Да я пишу.
- Пишешь?
- Ну да, - Зоя повернулась к ним. Огромные глаза сапфирами сверкали на бледном скуластом лице, - Мы так переписывались по ночам раньше, когда жили в общежитиях. Два здания друг напротив друга. С лестничной площадки фонариком светишь в окно и пишешь буквы. Только в зеркальном изображении, чтобы легко читалось. Вот, смотрите.
- Да погоди. Не мельтеши. Не понятно ничего.
- Это потому, что близко. Вы посмотрите издалека, как муж пишет – всё понятно.
Пять любопытных носов прильнули к стёклам. И пять голосов хором выводили вслед за его рукой:
Я л-ю-б-л-ю т-е-б-я. В-с-е-г-д-а л-ю-б-и-л. Т-о-л-ь-к-о т-е-б-я о-д-н-у.
___________________________________
У этой любви счастливая судьба. Несмотря на то, что 8 лет спустя мы расстались. Это был огромный, хороший кусок жизни, подаривший мне, кроме прочего, самый главный приз – мою дочь.
Когда я уходила, он повторил эту фразу: «Знай: я всегда любил тебя и берёг. Только тебя одну».
